Первый приход

… Алкоголика Диму привезли в психиатричку поздно вечером. Одухотворённый взор его блуждал по стенам, потолку, и суровым лицам санитаров, ведущих его по длинному коридору, раскрашенному в советском, двухцветном стиле — верхняя половина побелена извёсткой, а нижняя — бледно-говнистого цвета краской. Держа его за обе руки они проводили его мимо множества дверей. Даже несмотря на лошадиную дозу трифтазина, вколотую ему «при задержании», успокаиваться он не желал. Бред у Димы был уникальный — он носился по улице с государственным флагом, обуреваемый чувством неуёмного патриотизма, изливая энергию на окружающих. Несвязанные проповеди его вещали всем светлое будущее, великую и могучую страну, он пел гимн, смеялся, плакал, хватал прохожих. Те проникаться идеей великой родины не желали, и отшатывались от него к стенкам, старались побыстрее убежать. Старшее поколение качало головами, только один старичок благообразного вида сообразил что к чему, и успокаивая его своим видимым согласием довёл до ближайшего поста милиции.

— Конечно, конечно — говорил сердоболец — Всё так, развалили страну, продали родину… Мерзавцы окоянные — но мы-то им покажем, мы их приструним! Дмитрий Сергеевич — радостный, что наконец-то нашёл родную душу, которая понимает его с полуслова, вещал что-то о великом будущем нанотехнологий и инноваций, о технологическом прорыве и великой национальной идее.

… Милиция, потревоженная на ночь глядя, его одухотворённости совершенно не обрадовалась, а очень даже огорчилась. Вначале, приняв его просто за выпившего, попытались по-хорошему заключить его в КПЗ — чтоб проспался, и наутро со свежей головой дал нормальные показания. Но, когда воспротивившийся такому повороту событий оратор, неожиданно резво извернулся, да и укусил благодетеля в локоть, изменили свои планы, и, перепоясав его несколько раз дубинкой РД-73 по почкам – исключительно для порядку, и воспитания ради, вызвали бригаду из психиатрической…

… Санитары попались угрюмые, но крепкие – каждый ростом под два метра, шкафы, одним словом, а не санитары. Вколов ему трифтазин, они молча, ни слова не говоря, протащили его в кабинет к врачу, на его, врача, горе, оказавшемуся в тот вечер дежурным. После короткой беседы, получив ярлыки «западный агент влияния», «шпион» и «интервент», доктор – Иван Иваныч Ногтедралов завёл на пациента Дмитрия Сергеевича, по иронии судьбы имеющего фамилию «Непьющий», карточку, в которой поставил закодированный по МКБ-10 диагноз: F-10.4, что в переводе на нормальный, человеческий язык, означало: алкогольный делирий, или попросту белая горячка. Как выяснилось впоследствии, не выходящий из двухнедельного запоя Дима сидел перед телевизором с очередной – третьей за сегодня – бутылкой водки, и смотрел новости. По телевизору выступал и президент – тёзка его, и многие другие члены правительства. Выступали там и отечественные учёные, совершившие какой-то невообразимый прорыв в нанотехнологиях, за что их и награждали. В этот момент Дмитрия и переклинило. Одухотворённый успехами родной науки он быстро, залпом и с горла допил бутылку, выбросил её на пол с размаху – каким-то сверхъестественным чудом не разбив, и, схватив завалявшийся с недавнего празднования дня независимости 12 июля флаг, ломанулся на улицу…

… Определили Дмитрия в палату за номером 48, в которой уже обретался разнообразный больной народ. При помощи двоих санитаров ему сделали укольчик снотворного, и оставили на койке. Утро встретило его ярким солнцем, и ярким же похмельем. В полубессознательном состоянии Дмитрий Сергеевич добрался до унитаза, с которым и провёл в обнимку день до полудня, не отзываясь на увещевания нянек и иных добродетелей. После уже, сделали ему уколы, поставили капельницу, и оставили в покое до вечера в палате. Окружающие с интересом наблюдали за новоприбывшим, но он никого из них так и не почтил своим вниманием, проспав до самого вечера.

… Психиатрическая больница города N, за считавшимся несчастливым нумером 13, отличалась огромной вместимостью – шесть этажей, с зарешёченными окнами, несколько корпусов, тыщи квадратных метров площади, и пара тысяч пациентов, на всей этой площади обитающих. Заведовал всем этим главврач – Николай Николаевич Загибалов, по прозвищу среди пациентов «Чудотворец» — за внешнее сходство с небезызвестным ликом и одинаковость имён. На этом сходство и заканчивалось — Чудотворец отличался суровым характером, прижимистым и скверным, быстротой на расправу, жадностью, и способностью творить подлинные чудеса с финансами – очевидно отыгрывая прозвище. Из-за этих качеств руководителя больницы, до пациентов и медперсонала доходили сущие гроши из выделяемых на больницу средств. Куда они исчезали, каким таким чудом – знал только сам Чудотворец, и его первый зам.  – Блаженный, коим юморные пациенты нарекли Владимира Ивановича Самодурова, за невыразимую по своей искренности простоту и честность, которая мастерски выражалась Владимиром Ивановичем на лице, скрывая его подлую и алчную натуру – особенно во время всяческих инспекций. Воровать деньги в такой здоровенной больнице было легче лёгкого – это и продажа лекарств на сторону, и постоянное списание средств на ремонт «южного» отделения, где постоянно происходили драки и дебош, так как обитали там южане, обладающие горячим темпераментом и приносившие раз за разом большой материальный ущерб, и заведение несуществующих пациентов, с выделениями средств на их лечение… В конце концов даже банальная выдача справок призывникам-уклонистам и иным нуждающимся. Само собой – не за красивые глаза. Дмитрию несказанно повезло, что в тот вечер на него вообще стали тратиться и делать какие-то уколы, могли бы просто бросить на кровать, треснуть чем-нибудь по голове для успокоения, и оставить так лежать до утра. Ибо из за деяний Священного Синода местного пошиба – лекарств было мало, и ценились они на вес золота.

… На следующий день, Дима наконец очнулся, и тут же обнаружил над собой чью-то, безмерно неприятную, харю. Харя походила на пролежавший за диваном лет двадцать сухофрукт, об который уже не одно поколение крыс обломало зубы, и потому уцелевший до нынешних времён. Голос у сухофрукта был под стать облику: сухой, скрипучий, и безмерно мерзкий. С таким голосом надо по ночам по кладбищу ходить и проповеди читать – покойники оживут и разбегутся, лишь бы не слышать.

— Так, так, так, проскрипел сухофрукт, что тут у нас?! Ага, алкогольный делирий, ничего-ничего, голубчик, и тебя вылечим. Выудив из засаленного кармана бывшего когда-то белым халата костлявую руку, сухофрукт похлопал Дмитрия по плечу, и повернулся. Косы, вопреки ожиданиям, у него за плечами не нашлось.

Похлопав глазами, Дмитрий огляделся – наваждение пропало, однако появилось другое: палата, и полтора десятка рыл в этой палате с интересом смотрящие на него.

— Здорово, страдалец, — произнёс некий мужичок лет пятидесяти — добро пожаловать к нашему шалашу.

— Ты эт самое, кто такой? Произнёс Дмитрий явно не своим голосом.

— А я Василий, тока не кот. Смешливый, сразу видно, и пошутить любит, подумал Дмитрий.

— А где это я?

— Так загребли тебя, страдалец, вот позавчерась и привезли, кинули на койку, что твоё полено, да и забыли, вчера ты ещё неживой был, у толчка отмокал. С утреца тебя Кощей проведать заходил, ты его не бойся, он мужик нормальный, только сам двинутый на всю голову – ещё бы, тридцать лет тут проработать, не только умом, но и всем другим поедешь, в самые, что ни на есть, курорты Туруханского краю. Ты нас не бойся, страдалец, мы тут все такие – кого когда привезли, видно же, что впервой оно тебе.

— Ага, сам не помню, как попал… Помню телевизор смотрел, а тут бац – и уже здесь. Херня какая-то получается.

— Она самая! Вася подскочил с койки, и в один прыжок оказался рядом с Диминой койкой. – А давай я тебе расскажу, что да как, а то лежишь тут, и поговорить то не с кем. И не дожидаясь ответа, сел на койку да продолжил: Психиатричка у нас большая, дураков в нашей стране ещё лет на сто припасено, а то и побольше. А уж в городе N – их уйма. Зайдёшь, бывалоча, куда-нибудь в магазин, за выпивкой (при этом Василий прям зажмурился от удовольствия воспоминаний) а там – видимо-невидимо дураков. Плюнь – обязательно в одного попадёшь. Вот их отлавливают, и сюда, стало быть, привозят. Выгодное это дело – дураков в одном месте собирать и ими руководить! Чудотворец – главврач наш святой – это дело знает! Палата одобрительно заржала при этих словах. Санитары местные – они зверюги, сами выпить не дураки, да и двинутые многие по правде, самой что ни на есть, есть даже такие дураки, что за идею всеобщего излечения работают. Однако блюдут и зрят, создают видимость порядка. Ты, молодой, не надейся – лечить тебя тут никто не будет. Подержут для порядка месяца полтора, да и выпустят. Ты, главное, не выкаблучивайся – что дают бери, чего колют – не сопротивляйся, всё равно вода это, чисто для отчётности – нету препаратов, все их спи… продали в общем. Жратва тут хреновая, но хоть такая. Короче всего за раз не расскажешь, вникай, смотри, но сбежать не думай – а то поймают и в одиночку, с профилактическими звездюлями каждые три часа, и анальным досмотром раз в сутки.

По этажу раздался истеричный голос нянечки «На завтрак!!!», и толпа обездоленных, ни слова не говоря, ломанулась в двери – дабы быть в столовой если и не первыми, так хоть не последними. Ломанулся и Дмитрий, решив пока что быть как все, вникать в новую жизнь и разбираться с внезапно изменившейся судьбой.

Продолжение следует…